Бивак разбили на небольшой лужайке, покрытой густым ковром свежей
изумрудной травы. Яркими многоцветными глазами поблескивали в ней высокогорные
цветы. Посредине юлил прозрачный холодный ручей, а над нашими головами
раскинулись темные кроны сосен. Трудно было найти более живописное место.
На другой день мы основательно застряли на чудесной поляне.
Подошла команда из нашего лагеря на траверс Шхельды. Мы уже проходили этот
массив, и товарищи попросили нас остаться и дать консультации.
Целый день прошел в наблюдениях за Шхельдой в сорокакратную
зрительную трубу, которую команда принесла с собой из лагеря. Мы рассказывали о
траверсе, уточняли вместе план восхождения. А вечером сгрудились все у костра
и вполголоса пели песни. Уже собирались разойтись по палаткам, как вдруг в
ночной тишине, прерываемой лишь треском веток в огне, раздался неясный крик. И
довольно близко. Мы прислушались.
Через минуту крик
повторился:
— Ого-о-го! Нет ли среди
вас Жу-у-ко-о-ва?!
Эхо вторило:
— Жу-у-ко-о-ва?!
Я недоумевал. Кому я мог понадобиться здесь и в такое время.
Однако тут же крикнул в ответ:
— Есть! Я-я!..
И опять — эхо.
Вскоре к костру подошли двое. Парень и девушка. Оба рослые, загорелые. И, по-моему, красивые. Они поздоровались
и спросили меня. Я встал и шагнул им навстречу.
Оба немного смутились, протянув мне руки. Звали их Ника и Слава.
Ничего не объяснили мне эти имена. Получилась неловкая пауза. Я переводил
непонимающий взгляд с одного на другого.
Глаза девушки вдруг показались мне знакомыми. Где я видел раньше
это чуть насмешливое выражение?
Решилось все очень быстро. Девушка улыбнулась и, еще раз протянув
руку, сказала:
— Спасибо за компот! Он был
великолепен!
— Не стоит, — засмеялся я,
сообразив, наконец, в чем дело. — Подождите минутку!
Сбегав в палатку, принес им фотографию, но, прежде чем отдать, коварно
спросил у Ники:
— Значит, и лед может зажечь огонь?
|
|