Юрий Кошеленко: «Связи с группой Тимофеева днем у нас не было, база тоже не могла с ними связаться, мы это объясняли препятствием северного гребня, протянувшегося между нами. Общее возбуждение нарастало, это чувство соединяло в себе и стремление в этот день быть рядом с ними, и надежду на успех, и волнение за их судьбы, и осоз­нание приближающейся развязки. Облака укрывали всю до­лину ниже 6000 метров, и Глеб вновь пустился в рассужде­ния о таком поведении муссона, когда он приходит, но еще не решается подняться высоко, внизу снег, непогода, а на 8 тысячах безветренно и тепло. И не забывал повторять, что последние дни этого сезона сильно напоминают ему по­добную ситуацию».

Леша работал в кошках — их острыми зубьями мож­но было зацепиться за шероховатые скалы. Руками он нащупывал выступы, держась за которые можно было переместиться вверх... И он это сделал, но совсем не­далеко. Во второй раз пролез чуть дальше, и — снова вниз.

Дубль третий... Нужно, нужно пролезть эту скалу, тог­да выше можно будет найти место и забить крюк, и закре­пить на нем веревку, и продолжить подъем.

Леша не должен ошибиться. Они страховали его ве­ревкой и удержали бы, если бы он сорвался. Однако это однозначно означало бы трагедию и конец их подъема: он бы не разбился, но без медицинской помощи было бы не обойтись, и они стали бы спускать его вниз, а что это такое на восьмитысячной высоте...

Они не слышат тяжелого дыхания Алексея, как не слышат скрежета железных кошек, вгрызающихся в ка­менную твердь. Все звуки сейчас — это яростный, на все лады свист ветра. Сергей, Петя и Женя ничем не могут помочь Леше. Они ждут.

Кажется, еще немного — и они эту напряженность не выдержат. Но если сдадут нервы — что тогда? Повернуть назад? Но восемь тысяч метров за ними... Нет, это прос­то невозможно.

Только вперед!

Тимофеев отворачивается, он не в силах следить за тем, что делает Болотов. Он смотрит на Эверест. А тот мрачен и зловещ. И даже солнце на черно-фиолетовом небе не греет и не подбадривает их.