Старшие товарищи Башкирова любили, замечая в нем свойственные им
черты: фантастическое трудолюбие, цельность натуры, смелость. Последнее
касалось не только спорта, но и жизненных решений. В начале восьмидесятых,
когда начались отборочные соревнования в первую советскую экспедицию на
Эверест, он бросил замечательную работу в НИИ измерительной техники в
Подлипках и уехал.
Вот это уже было новое: на первое место свою любовь к горам
предшественники (за отдельными исключениями) поставить не могли.
В первый советский поход на Эверест он не попал. (Отбирали в
лучших традициях системы — не по одним только спортивным показателям.) Но через
десять лет и страна станет открытой, и он, исходивший все интересные маршруты
в ней, будет испытывать острую необходимость в новых просторах и рубежах. А
они бесконечнее всего в Гималаях.
Возвратившись из одного гималайского похода, он практически тут же
затевал новый. Москва была просто паузой между поездками.
Готовился он к экспедициям капитально. Не зря ведь говорили, что у
него все продумано и просчитано, все, вплоть до случайной лавины. Мол, всем не
известно, когда она сорвется и помчится вниз, а Башкиров это доподлинно знает.
Гиперболу брали не с неба. Имелось в виду, что гималайские
просторы им исхожены — излажены, и все, что существует случайного и
закономерного в этих вертикальных маршрутах, будет учтено. Широкому кругу товарищей
был известен такой факт. Оказавшись в начале восьмидесятых годов в РКК
«Энергия» (до того были Московский физико-технический институт и аспирантура),
Володя участвовал в создании орбитальной космической станции «Мир». И ведь
столько лет исправно летал корабль в космосе! Вот и альпинистские экспедиции —
отчего же ему их не организовывать так же успешно? А то, что так он и делал,
помогало потом легко найти единомышленников для проведения новых.
В «Энергии» Владимир Башкиров оказался благодаря тому же
«Спартаку». Вице-президент корпорации Аркадий Мартыновский, «завязавший» к
тому времени с реальным альпинизмом, привел сюда Башкирова.
|
|